В Самару полетели запросы и предписания, призывавшие к бдительности местных цензоров.
Газета находилась сначала под наблюдением инспектора местной тюрьмы Верещагина. Он был к ней весьма снисходителен, так как предусмотрительная редакция иногда печатала сочиненные им весьма посредственные стишки. «Вестник» избежал взыскания, даже когда однажды в газете была допущена весьма подозрительная с точки зрения цензуры оплошность. К сообщению о том, что после смерти Александра III лечивший его немецкий профессор Лейден вернулся в Берлин, прилепилась фраза: «И ревет белугой о пропавшем товаре». Строчка эта попала сюда из фельетона о злоупотреблениях местных купцов. После Верещагина обязанности цензора выполнял между делом чиновник для особых поручений при губернаторе, слывшем приятелем Реутовского. Все же, когда из Петербурга доносился очередной окрик, его красный карандаш начинал безжалостно калечить газетные полосы.
15 марта 1897 года сам начальник главного управления по делам печати направил министру внутренних дел Го-ремыкину пространный доклад, в котором доказывал, что ««Самарский вестник» говорит туманными намеками о необходимости насильственного переворота» Ссылаясь на то, что газета «упорствует в пропагандировании самых крайних атеистических и материалистических учений», он «полагал необходимым» приостановить ее издание на четыре месяца2. Но когда срок истек, разрешение на возобновление выпуска уже не было дано.
Спустя двадцать лет, вспоминая после свержения самодержавия в юбилейной статье короткую жизнь «Самарского вестника», его бывший редактор П. П. Маслов назвал В. И. Ленина среди авторов, чьи произведения «печатались почти в каждом номере под чертой, где обыкновенно печатаются в газетах большие статьи...» 3